Уильям Швенк Гилберт (William Schwenck Gilbert)

Баллады Бэба. Баллада о нежной Алисе Браун

Алиса Браун в городке 
			слыла красавицей чудесной.
Отец – разбойник, бандюган 
			и предводитель шайки местной.
Мамаша – дурочка была, 
			однако, добрая, незлая.
(Словечка лишнего на них 
			я больше тратить не желаю). 

Сидела как-то у окна, 
			и скучно было нестерпимо.
И вдруг красавчик-джентльмен 
			прошёлся рядышком и мимо.
И воплощённою мечтой 
			ей показался голубою,
И ей подумалось: «Я быть 
			могу счастливою с тобою!»

Он в девять с четвертью утра, 
			всегда минуточка в минутку,
Перед Алисой проходил, 
			в него влюблённой не на шутку.
Он сортировщиком служил 
			неподалёку на таможне
(Минут пятнадцать до ворот – 
			пешком добраться было можно).

Алиса набожной была 
			и знала-ведала отлично:
На сортировщиков глаза 
			девице пялить неприлично.
И вот к священнику пошла – 
			к тому, которому серьёзно
Её семья свои грешки 
			перечисляла скрупулёзно.

– Святой отец, придётся вам 
			с печалью горькой убедиться:
Сквернавка я, святой отец, 
			сквернее не было девицы!
Несчастны грешники, но я – 
			наинесчастнейшая, отче!
Сказал священник: – Расскажи, 
			чтоб я представил дело чётче.

– Я у соседей их мальца 
			украсть мамаше подмогнула;
Папаше как-то подмогла, 
			башку младенчику свернула;
Я бусы как-то усекла 
			на шейке очень милой крошки;
Я бусы тут же забрала, 
			а крошке выдернула ножки!

Священник уронил слезу, 
			вздохнул и молвил: – Ради Бога!
Судить себя за это всё 
			ты не должна уж слишком строго,
Но крошке ножки отнимать 
			за бусы всё же неприлично…
Полкроны стоит каждый грех. 
			Заплатишь церкви – и отлично!

Что лёгкость в мыслях у девиц, – 
			так ведь на то они девицы.
Юнец – глупец: ведь он, птенец, 
			не может сразу опериться.
Не злись на девушку за то, 
			что жить без фокусов не может.
Пять полукрон за пять грехов, – 
			нигде дешевле не предложат!

Алиса нежная в ответ: 
			– Благодарю за соучастье!
Всего полкроны – каждый грех! 
			Мне плакать хочется от счастья!
И в сладком сне не снилась мне 
			такая щедрость. Бесподобно!
Но есть на мне великий грех. 
			Я расскажу о нём подробно.

Красивый джентльмен по утрам 
			проходит мимо наших окон.
Призна́юсь вам, святой отец: 
			моё внимание привлёк он.
Я подмигнула как-то раз, 
			и тут же, Господи мой Боже,
Красавчик, мимо проходя, 
			мне подмигнул, представьте, тоже!

– Позор! – вскричал святой отец.
			– Пускай тебя стыдоба сгложет!
Сей страшный грех – страшнее всех, 
			ничем оправдан быть не может.	
Папаша Браун жениха 
			давно нашёл тебе, противной:
Он вор, помощник молодой 
			и заместитель перспективный.

Твоих родителей убьёт 
			любовь-морковь твоя дурная	.
Но в милом нашем городке 
			я прихожан щедрей не знаю.	 
Не знаю также никого 
			преступней твоего семейства,
Зато от голода меня 
			спасают все его злодейства!

Живут людишки в городке 
			неспешно, скучно, но правдиво.
Не исповедуются тут 
			они, безгрешные на диво.
И если замуж выйдешь ты 
			и заживёшь правдиво-честно,
Тогда хоть что-то получать 
			с кого я стану? Неизвестно.

Так молвил он, и прочь пошёл, 
			и поспешил к её папаше.
Донёс, что, дескать, не шутя, 
			увы, дитя влюбилось ваше.
Что сортировщику на днях 
			мигнула резвая плутовка,
А тот ей тоже подмигнул, 
			спеша с утра на сортировку.

Папаша Браун гнев сдержал 
			и грозно молвил: – Есть идея!
Мне страха-ужаса нагнать 
			придётся, блин, на прохиндея.
Когда ж рехнётся паренёк, 
			дойдёт до точки без отсрочки,
Моя любимая жена 
			его разрежет на кусочки!

Заметил я давным-давно: 
			девица любит джентльмена,
Пока он жив, пока он цел, 
			пока здоровьишко отменно.
А ежель грохнешь молодца 
			да покрошишь его на части,
С отвратом глянет на куски, 
			и – ни тоски, ни соучастья!

Утяжелённая свинцом 
			дубинка – грозное орудье.
И грохнул Браун молодца 
			на дальней улке на безлюдье.
А миссис Браун перед сном 
			подсуетилась, поспешила
И в ту же ночку молодца 
			на части мелко покрошила.

Алиса после этих дел 
			притихла, и угомонилась,
И не давала слабину, 
			и на приманки не манилась.
А время шло, и час настал, 
			и, как решил её родитель,
Ей мужем стал блестящий вор, 
			отца достойный заместитель! 

© Перевод Евг. Фельдмана
28-31.12.2021
6-17.01.2022
Все переводы Евгения Фельдмана

The Bab Ballads. Gentle Alice Brown

It was a robber’s daughter, and her name was Alice Brown,
Her father was the terror of a small Italian town;
Her mother was a foolish, weak, but amiable old thing;
But it isn’t of her parents that I’m going for to sing.

As Alice was a-sitting at her window-sill one day,
A beautiful young gentleman he chanced to pass that way;
She cast her eyes upon him, and he looked so good and true,
That she thought, “I could be happy with a gentleman like you!”

And every morning passed her house that cream of gentlemen,
She knew she might expect him at a quarter unto ten;
A sorter in the Custom-house, it was his daily road
(The Custom-house was fifteen minutes’ walk from her abode).

But Alice was a pious girl, who knew it wasn’t wise
To look at strange young sorters with expressive purple eyes;
So she sought the village priest to whom her family confessed,
The priest by whom their little sins were carefully assessed.

“Oh, holy father,” Alice said, “’t would grieve you, would it not,
To discover that I was a most disreputable lot?
Of all unhappy sinners I’m the most unhappy one!”
The padre said, “Whatever have you been and gone and done?”

“I have helped mamma to steal a little kiddy from its dad,
I’ve assisted dear papa in cutting up a little lad,
I’ve planned a little burglary and forged a little cheque,
And slain a little baby for the coral on its neck!”

The worthy pastor heaved a sigh, and dropped a silent tear,
And said, “You mustn’t judge yourself too heavily, my dear:
It’s wrong to murder babies, little corals for to fleece;
But sins like these one expiates at half-a-crown apiece.

“Girls will be girls—you’re very young, and flighty in your mind;
Old heads upon young shoulders we must not expect to find:
We mustn’t be too hard upon these little girlish tricks—
Let’s see—five crimes at half-a-crown—exactly twelve-and-six.”

“Oh, father,” little Alice cried, “your kindness makes me weep,
You do these little things for me so singularly cheap—
Your thoughtful liberality I never can forget;
But, oh! there is another crime I haven’t mentioned yet!

“A pleasant-looking gentleman, with pretty purple eyes,
I’ve noticed at my window, as I’ve sat a-catching flies;
He passes by it every day as certain as can be—
I blush to say I’ve winked at him, and he has winked at me!”

“For shame!” said Father Paul, “my erring daughter!  On my word
This is the most distressing news that I have ever heard.
Why, naughty girl, your excellent papa has pledged your hand
To a promising young robber, the lieutenant of his band!

“This dreadful piece of news will pain your worthy parents so!
They are the most remunerative customers I know;
For many many years they’ve kept starvation from my doors:
I never knew so criminal a family as yours!

“The common country folk in this insipid neighbourhood
Have nothing to confess, they’re so ridiculously good;
And if you marry any one respectable at all,
Why, you’ll reform, and what will then become of Father Paul?”

The worthy priest, he up and drew his cowl upon his crown,
And started off in haste to tell the news to Robber Brown—
To tell him how his daughter, who was now for marriage fit,
Had winked upon a sorter, who reciprocated it.

Good Robber Brown he muffled up his anger pretty well:
He said, “I have a notion, and that notion I will tell;
I will nab this gay young sorter, terrify him into fits,
And get my gentle wife to chop him into little bits.

“I’ve studied human nature, and I know a thing or two:
Though a girl may fondly love a living gent, as many do—
A feeling of disgust upon her senses there will fall
When she looks upon his body chopped particularly small.”

He traced that gallant sorter to a still suburban square;
He watched his opportunity, and seized him unaware;
He took a life-preserver and he hit him on the head,
And Mrs. Brown dissected him before she went to bed.

And pretty little Alice grew more settled in her mind,
She never more was guilty of a weakness of the kind,
Until at length good Robber Brown bestowed her pretty hand
On the promising young robber, the lieutenant of his band.

Поддержать сайт