Томас Трэхерн (Thomas Traherne)

Мой дух

    1

    От жизни я возник простой,
    И озарились разом
    Земля и небо надо мной,
    И зародился разум,
    Я сам был чувством и душой.
    Душа, как чаша без краев и граней,
    Была не телом и не пустотой,
    Моею сутью было содержанье.
    Я чувствовать все вещи мог,
    И мысль брала в себе исток,
    Ей для ходьбы не нужно было ног
    Ни рук для осязанья,
    Она, отринув крылья,
    Парила без усилья,
    Зорка без глаз, проста, как Бог,
    Где центр был сферою, и где
    Все было в центре и везде.

    2

    От центра ни один предмет
    Не удален, со сферой слит,
    В ней действия от центра нет,
    Все бытие в единстве зрит
    И тяги собственной секрет
    Таит в себе, не нужно ей, чтоб сила
    Извне в движенье приводила
    Ее, чтоб действовать в ответ,
    А суть столь истинна, верна
    В столь совершенный акт она
    Была Творцом претворена
    Таинственно, и сила эта –
    Не только действие и зренье,
    И созерцанье, и движенье, –
    За воплощеньем воплощенье,
    Вся переменчивее света
    Была сама в себя одета.

    3

    Когда я зрил предмет, то он,
    Вливаясь тотчас же в мой зрак,
    В моей душе был заключен,
    Природа повелела так,
    Таков был Госпожи закон.
    Хранившийся во мне чудесный клад,
    Прямой источник внутренних отрад,
    Даря восторги, разум просвещал.
    Всем, что чеканила она,
    Моя душа была полна,
    Где мысль была то ль вещью рождена,
    То ль мыслью вещь была, я сам не знал, –
    Возникли ль сами там явленья,
    Но только в духе без сомненья
    Все вещи обитали, или мал
    Мой разум был, вобравший мирозданье,
    И не один он излучал сиянье?

    4

    В одном лишь был уверен я, –
    Любое расстоянье
    Преодолев, душа моя
    (Всю силу претворив в дерзанье)
    Неслась в далекие края –
    Столь быстр и чист ее родник,
    Что разум уносился с нею вмиг,
    Сливаясь с тем, что видел он:
    Ему ничто был милей миллион
    До солнца; далека
    Звезда и высока,
    Но в яблоке глазном она жила,
    Там разум, чувства, жизнь, сознанье,
    Мой дух сиял, субстанция была,
    Не трансцендентным было то влиянье,
    Был имманентным акт: пусть был далек
    Предмет, его здесь чувствовать я мог.

    5

    О радость и творенье волшебства!
    Святая тайна! Восхищенье!
    Моя душа есть образ Божества!
    И духа бесконечного явленье!
    И свет чистейший естества!
    Великое нам мнится бытие
    Ничем, но почему оно мое?
    Всего превыше чту сие!
    Загадочная сфера! В глубине
    Там бездна зрит,
    Собой являя вид
    Приюта благодати мне.
    Сравниться может лишь с Творцом
    Любовью, жизнью, естеством,
    Величьем, чувством и умом, –
    Сей образ столь любим,
    Что сына в нем и друга Бога зрим.

    6

    Сколь сфера радости чудна:
    Хоть изнутри ее движенье,
    На внешних сторонах помещена,
    Не Божьего происхожденья,
    В мгновенье все ж заключена,
    Стоит как неделимый центр, притом
    Объяла вечность целиком,
    Не сферою была нимало,
    Но бесконечной представала
    И вездесущность проявляла,
    Всевидения дар имела
    И прозревала за пределы,
    И все ж сиять она могла
    И сгустком разума была,
    Ведь бесконечность въяве зрела.
    Не сфера, но при этом сила,
    Незрима, но приют дарила.

    7

    Сколь дивно “я”! О, сфера света
    В прекрасном радостном обличье!
    Сколь жива сфера зренья эта!
    Деяние! Могущество! Величье!
    Изысканный несвязанный эфир!
    Во мне, но все же я. Ты – целый мир
    Внутри. Ты бесконечности венец
    И око. Тут,
    Освободясь от пут,
    Все вещи и явления живут,
    Духовности редчайший образец, –
    Пусть отличаются от всех
    Творений чистых тех,
    Что создал мироздания Творец,
    Хотя и запятнал их ныне грех,
    Божественны они и там нужны,
    Возвышенны и там сиять должны!

    Перевод Яна Пробштейна

My Spirit

  MY naked simple Life was I;	
  That Act so strongly shin’d	
  Upon the earth, the sea, the sky,	
  It was the substance of my mind;	
    The sense itself was I.
I felt no dross nor matter in my soul,	
No brims nor borders, such as in a bowl	
We see. My essence was capacity,	
    That felt all things;	
    The thought that springs
Therefrom’s itself. It hath no other wings	
  To spread abroad, nor eyes to see,	
    Nor hands distinct to feel,	
      Nor knees to kneel;	
But being simple like the Deity
  In its own centre is a sphere	
  Not shut up here, but everywhere.	
  It acts not from a centre to	
    Its object as remote,	
  But present is when it doth view,
  Being with the Being it doth note	
    Whatever it doth do.	
It doth not by another engine work,	
But by itself; which in the act doth lurk.	
Its essence is transformed into a true
    And perfect act.	
    And so exact	
Hath God appeared in this mysterious fact,	
  That ’tis all eye, all act, all sight,	
    And what it please can be,
      Not only see,	
Or do; for ’tis more voluble than light,	
  Which can put on ten thousand forms,	
  Being cloth’d with what itself adorns.	
 
    This made me present evermore
    With whatsoe’er I saw.	
  An object, if it were before	
  My eye, was by Dame Nature’s law,	
    Within my soul. Her store	
Was all at once within me; all Her treasures
Were my immediate and internal pleasures,	
Substantial joys, which did inform my mind.	
    With all she wrought	
    My soul was fraught,	
And every object in my heart a thought
  Begot, or was; I could not tell,	
    Whether the things did there	
      Themselves appear,	
Which in my Spirit truly seem’d to dwell;	
  Or whether my conforming mind
  Were not even all that therein shin’d.	
  But yet of this I was most sure,	
    That at the utmost length.	
  (So worthy was it to endure)	
  My soul could best express its strength
    It was so quick and pure,	
That all my mind was wholly everywhere,	
Whate’er it saw, ’twas ever wholly there;	
The sun ten thousand legions off, was nigh:	
    The utmost star,
    Though seen from far,	
Was present in the apple of my eye.	
  There was my sight, my life, my sense,	
    My substance, and my mind;	
      My spirit shin’d
Even there, not by a transient influence:	
  The act was immanent, yet there:	
  The thing remote, yet felt even here.	
 
    O Joy! O wonder and delight!	
    O sacred mystery!
  My Soul a Spirit infinite!	
  An image of the Deity!	
    A pure substantial light!	
That Being greatest which doth nothing seem!	
Why, ’twas my all, I nothing did esteem
But that alone. A strange mysterious sphere!	
    A deep abyss	
    That sees and is	
The only proper place of Heavenly Bliss.	
  To its Creator ’tis so near
    In love and excellence,	
      In life and sense,	
In greatness, worth, and nature; and so dear,	
  In it, without hyperbole,	
  The Son and friend of God we see.
  A strange extended orb of Joy,	
    Proceeding from within,	
  Which did on every side, convey	
  Itself, and being nigh of kin	
    To God did every way
Dilate itself even in an instant, and	
Like an indivisible centre stand,	
At once surrounding all eternity.	
    ’Twas not a sphere,	
    Yet did appear,
One infinite. ’Twas somewhat every where,	
  And though it had a power to see	
    Far more, yet still it shin’d	
      And was a mind	
Exerted, for it saw Infinity.
  ’Twas not a sphere, but ’twas a might	
  Invisible, and yet gave light.	
 
    O wondrous Self! O sphere of light,	
    O sphere of joy most fair	
  O act, O power infinite;
  O subtile and unbounded air!	
    O living orb of sight!	
Thou which within me art, yet me! Thou eye,	
And temple of His whole infinity!	
  O what a world art Thou! A world within!
    All things appear,	
    All objects are	
Alive in Thee! Supersubstantial, rare,	
  Above themselves, and nigh of kin	
    To those pure things we find
      In His great mind	
Who made the world! Tho’ now eclipsed by sin	
  There they are useful and divine,	
  Exalted there they ought to shine.	

Поддержать сайт